ГОРЯНКЕ

Печать

Не говорю, что всех ты краше:
Там, где начало наших дней,
Всего милей на свете — наше:
И день светлей, и ночь родней.

Но столько горя и мучений,
Как ты, никто не перенес.
Едва лишь начат день весенний,
А близок старости мороз.

И если слез твоих колодец,
Ты думала, засохнет вдруг,—
Заглохнет жалкий огородец
И скудный, каменистый луг.

Ты поняла, терпя невзгоду
За часом час, за годом год,
Что жизнь дает нам мало меду,
Но вдоволь горечи дает.

Что и работа, и забота
Идут тяжелою тропой,
Что много проливаем пота,
Чтоб вырастить свой хлеб скупой.

Когда, к земле прижавшись грудью,
Земле ты мужа предала,
Рыдала ты средь многолюдья,
Но помощи не обрела.

Да, каждый день в твоем ауле
Гуляла тысяча смертей.
И голод убивал, и пули
Твоих униженных детей.

Узнала ты и хлеб чужбины,
И в горле застревал кусок.
Ты воду горькую кручины
Пила, и тяжек был глоток.

Но все-таки в груди святое
Не иссякало молоко.
Ты становилась тверже втрое,
Хоть горе было глубоко.    

Мы живы радостью твоею,
Твое лицо — народный лик.
Я пред тобой благоговею,
Язык твой — это наш язык.

Не стану говорить красиво, —
Мне будет стыдно пред тобой,
Пред той землей, где вечно живо
Слияние с твоей судьбой.

Благословляю,— в глине, в тесте,—
Я руки светлые твои.
Они достойны высшей чести
И самой преданной любви.

И сердце, бьющееся вольно,
Благословляю в этот час:
Ему всегда бывает больно
От боли каждого из нас.

1967